Тарковский: музыкальные цитаты.
В следующем эпизоде Наталья, бывшая жена автора, задает испанке Луисе бестактный вопрос: «Вам никогда не хотелось вернуться в Испанию?» Луиса отвечает: «Я не могу. У меня муж русский и дети тоже русский», после чего поспешно выходит из квартиры. Эрнесто пытается остановить ее. Наталья выбегает вслед за Луисой. Луиса стоит, прислонившись к стене, и плачет. Звучит прерванная испанская песня, начинается хроника: сначала — кадры уличных бомбежек, затем — проводы испанских детей на советский пароход.
Музыка, прозвучавшая в испанской сцене, — это фрагмент известного фанданго: «Во время плавания я сбился в пути и на свет твоих глаз вышел к (родному) порту». Эта песня известна в разных фольклорных вариантах, но основная тема остается неизменной. И ведь именно родной порт стал для многих «русских испанцев» той роковой чертой, за которой начиналась разлука с родной землей. Тема тоски по родине, отрыва от культурных корней и — в конечном смысле — тема Матери в этом эпизоде фильма усиливается благодаря сочетанию кинохроники с испанской песней.
Музыкальная цитата из Stabat Mater Перголези продолжает эту тему, которая теперь становится более отчетливой и приобретает новый смысловой оттенок — страдания Матери. Цитата из произведения Перголези так же, как и испанское фанданго, сопровождает кинохронику («Полет на стратостате»). Причем в фильме этот хроникальный ряд следует непосредственно за испанским (девочка с куклой в руках испуганно оборачивается на гудок парохода).
На экране — огромный стратостат, вокруг которого летают люди на небольших шарах, «обслуживающих» махину. На лицах людей — радость и гордость, но именно в эту минуту за кадром звучит скорбная, медленная музыка Перголези в исполнении ангелоподобного детского хора. И следом за хроникой полета на стратостатах — другой, не менее оптимистичный по своему содержанию киноматериал: проезд героев-летчиков по улицам Москвы под дождем из праздничных листовок. Это те самые летчики, которые в 1934 году спасли «челюскинцев» и за свой подвиг первыми в СССР получили звания Героев Советского Союза. И вот на фоне этих радостных кадров звучит неожиданно скорбная музыка.
Вместо радости — мысли о смерти. Противоречие? Нет, глубокая внутренняя связь. Нея Зоркая предположила, что хроника со стратостатами вовсе не так оптимистична, как кажется на первый взгляд, поскольку полет аппарата закончился крушением и гибелью людей3. Сложно сказать, так ли это. Известно, что крушение стратостата «Осоавиахим-1» произошло зимой, 30 января 1934 года. Кадры же, использованные в «Зеркале», относятся к осеннему или весеннему запуску. В любом случае, даже если кинохроника, использованная Тарковским, относится к другому, благополучному полету, это ничего не меняет, ведь все мы помним, в какое время происходило освоение стратосферы в СССР и сколько невидимых миру слез было пролито в нашей стране.
В те же годы совершалась и трагедия Испанской республики, а впереди была катастрофа второй мировой войны. И потому неудивительно, что кинохронику ХХ века, тревожную и радостную, обрамляет скорбная средневековая молитва, обращенная к страдавшей Матери и страдавшему Сыну.
Stabat Mater Перголези по праву считается одним из лучших и самых сильных произведений этого жанра. Высокая скорбь и глубина произведения итальянского композитора сопоставима с другим шедевром мировой музыки — «Реквиемом» Моцарта, также написанным на пороге смерти. Закономерно, что в фильме «Зеркало» с его ведущей темой Матери звучит именно Stabat Mater Перголези. В контексте фильма эта музыка обретает особое звучание: страдание Богоматери у креста Божественного Сына выступает как первообраз страдания всех матерей Земли.
Следующая музыкальная цитата в фильме — отрывок из оперы Пёрселла The Indian Queen («Индейская царица», 1695). В первый раз эта музыка появляется в сцене воспоминаний главного героя, когда он, беседуя по телефону с сыном, мысленно возвращается к первой романтической влюбленности своего детства. «Такая рыжая-рыжая… И губы у нее все время трескались…» Мы видим девочку-подростка с портфелем в худенькой руке. Она идет по заснеженной тропинке, останавливается у обрыва и оглядывается на тир, где занимаются мальчишки. Музыка придает особый лирический характер всей сцене. В сочетании с операторским искусством Георгия Рерберга она творит чудо: мы видим нескладную, рыжую девчонку глазами влюбленного подростка. И самое обыкновенное, даже скорее некрасивое лицо становится похожим на лица юных итальянок времен Возрождения.
Повторно эта музыка звучит в эпизоде «Продажа сережек», когда Алексей, оставшись один в доме богатой докторши, пристально смотрит на свое отражение в зеркале. В глазах мальчика — горечь и обида, возмущение сытостью и довольством чужого мирка. Но в эту минуту сквозь боль и горечь, которыми переполнена душа героя, прорывается музыка Пёрселла, так как в нем живет тяга к прекрасному. Здесь звучит инструментальный фрагмент арии They tell us that your mighty powers… («Говорят, что ваше могущество…»). Героиня оперы молится языческим богам и просит их защитить и спасти ее любимого. Бесшумно открывается дверь, и мы видим девочку с тем же лицом первой возлюбленной, а затем — пламя на ее ладони. На этом кадре музыка обрывается.
Две последние музыкальные цитаты в этом фильме снова взяты из произведений Баха. Это «Речитатив Евангелиста» и вступительный хор Herr, unser Herrscher («Бог, о Господь наш») из «Страстей по Иоанну».
По свидетельству Марины Арсеньевны Тарковской сцена в Переделкине — приезд отца с фронта на побывку — это реальный эпизод из жизни их семьи, который произошел в начале октября 1943 года, за несколько месяцев до тяжелого ранения Арсения Александровича Тарковского. Безусловно, в фильме в этом эпизоде какие-то детали переработаны, какие-то добавлены: детская ссора, альбом Леонардо да Винчи, но главное остается неизменным: услышав голос отца, дети стремглав бегут к нему и припадают к отцовской груди. Он отворачивается, чтобы не заплакать. В глазах матери блестят слезы. Отец, пришедший на побывку с невиданной дотоле войны, действительно воспринимается как воскресший. Дерзну прибегнуть и к другой библейской метафоре: согласно Евангелию от Иоанна, Господь Иисус Христос по воскресении Своем явился Марии Магдалине. Она была первой, кто увидел Христа воскресшего, но сначала не узнала Его, приняв за садовника.
И маленькая Марина (не в фильме, а в реальности) не узнала «воскресшего» отца в высоком человеке, одетом в военную форму. Лишь когда он окликнул ее, она все поняла и бросилась к нему навстречу. Есть и еще один скрытый подтекст, который присутствует в этом эпизоде: разодранная завеса как символ разрыва в душах некогда близких людей. Марина Арсеньевна пишет: «Все это время мама была рядом — это был и ее праздник. Но с лица у нее не сходило выражение горькой и чуть насмешливой отстраненности: «Да, это счастье, что Арсений приехал, дети радуются, ведь это их отец. Их отец, но не мой муж…»[4]
