Аркадий и Борис Стругацкие «Сталкер» — вариант киносценария (начало)
Грязное тёмное помещение ночного кафе. За стойкой маячит сонный бармен. В сторонке у столика стоит Профессор.
Сталкер и Писатель входят.
Писатель. Ну что ж, по стаканчику на дорогу? Как вы считаете? (Смотрит на Сталкера).
Сталкер. Нет. Не надо.
Писатель. Понятно. Сухой закон. Алкоголизм — это бич народов. Что ж, будем пить пиво.
Они подходят к Профессору, и тот спрашивает Сталкера.
ПроФессор. Это что? С нами?
Сталкер. Да. Ему тоже надо туда. Ничего, Профессор. Не беспокойтесь. Он протрезвеет.
Писатель. Вы действительно профессор?
ПроФессор. Если угодно.
Писатель. В таком случае разрешите представиться. Меня зовут...
Сталкер. Вас зовут Писатель.
ПроФессор. А как зовут меня?
Сталкер. Вас? Вас зовут Профессор.
Писатель. Ага. Понятно. Я — писатель, и меня все почему-то зовут Писатель...
ПроФессор. Известный писатель?
Писатель. Нет. Модный.
ПроФессор. И о чём же вы пишете?
Писатель. Да как вам сказать... В основном о читателях. Ни о чём другом они читать не хотят.
ПроФессор. По-моему, они правы. Ни о чём другом и писать, наверное, не стоит...
Писатель. Писать вообще не стоит. Ни о чём. А вы что — химик?
ПроФессор. Скорее физик.
Писатель. Тоже, наверное, скука. Поиски истины. Она прячется, а вы её повсюду ищете. В одном месте копнули — ага, ядро состоит из протонов. В другом месте копнули — красота, треугольник а бэ це равен треугольнику а-прим бэ-прим це-прим... Вы неплохо устроились. Мне хуже. Я эту самую истину выкапываю, а в это время с нею что-то такое делается... Выкапывал я истину, а выкопал кучу дерьма. Возьмите вы какой-нибудь закон Архимеда. Он с самого начала был правильным, и сейчас он правильный, и всегда будет правильный. А вот стоит в музее античный горшок. В свое время в него объедки кидали, а сейчас он стоит в музее и вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью форм... Все ахают и охают, и вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь жулик или шутник. И форма у него осталась неповторимой, и рисунок лаконичный, но аханье, как ни странно, стихает...
ПроФессор. Вы не правы. Вы говорите о профанах и снобах...
Писатель. Ничего подобного. Я говорю о горшках. Я сам двадцать лет леплю такие горшки. И поскольку я — писатель модный, они восхищают книголюбов лаконичностью рисунка и неповторимостью формы. А через двадцать лет придёт мальчик и заорёт во всё горло про голого короля!
ПроФессор. Господи. И вы об этом всё время думаете?
Писатель. Первый раз в жизни. Я вообще редко думаю. Мне это вредно.
ПроФессор. Наверное, невозможно писать и при этом всё время думать, как ваш роман будет читаться через сто лет.
Писатель. Натюрлих! Но с другой стороны, если через сто лет его не станут читать, то на кой хрен его сегодня писать?
Сталкер. А деньги? А слава?
Писатель. Деньги! Слава! Слушайте, давайте поговорим о чём-нибудь приятном! Кстати, Профессор, ради чего вы впутались в эту историю? Чего вам понадобилось в Зоне?
ПроФессор (несколько ошарашенно). Н-ну... Что может физику понадобиться в Зоне? А вот что может в Зоне понадобиться Писателю — это интереснее. Деньги у вас, как я понимаю, есть. Слава — тоже.
Писатель. Женщины гроздьями. Вилла.
ПроФессор Вот именно. Чего же вам ещё не хватает?
Писатель. Вдохновенья, Профессор! Куда-то запропастилось моё вдохновенье. Хочу попробовать вернуть.
ПроФессор. А может, оно бы само вернулось?
Писатель. Не думаю. Не похоже.
ПроФессор. То есть, вы исписались...
Писатель. Что?
Некоторое время он молчит, затем говорит брюзгливо.
Писатель. Ведь предлагали же вам поговорить о чём-нибудь приятном...
Сталкер смотрит на часы.
Сталкер. Простите. Пора.