Основное меню:

Счетчики:

Яндекс цитирования

HotLog

Реклама:

фильм сталкер


Андрей Тарковский. Cценарий «Гофманиана»

Гиппель улыбается:
— Ты настолько же прав, насколько правы они, освобождая тебя за это от службы в экстренной комиссии...
— Мне с самого начала не надо было заниматься этой мышиной возней! Я не чиновник! Я... — Гофман глубоко вздыхает... — Я даже не знаю, кто я... А? Кто я, Теодор?
Гиппель встает со стула и долго складывает письмо, которое читал, прежде чем ответить.
— Не надо, не говори ничего... Я боюсь, что никто не может ответить мне на этот простой вопрос... Что же ты делаешь? Ты же не дочитал! Нет, нет, нет! Обязательно прочти! Ты должен знать! Ведь ты уезжаешь! — Гофман пытается встать с кресла, но ему это не удается.
— Ты знаешь, — грустно говорит он, — а я тоже возьму как-нибудь и уеду куда глаза глядят... Или уйду пешком... Переночую в какой-нибудь деревенской гостинице. Выпью пунша!.. Ну читай, что же ты не читаешь?
Гиппель, улыбнувшись, снова достает письмо из конверта:
— Где я остановился?.. Ах, вот... «Если вы сочтете возможным и удобным произнести мое имя в семье Марк и заговорите там обо мне, скажите Юлии в момент, когда проглянет веселый луч солнца, скажите ей, что воспоминание о ней живо во мне, но можно ли назвать простым воспоминанием то, чем переполнена душа, то, что, будучи и таинственно переработано высшими духовными способностями, приносит нам прекрасные мечты об упоении, о радости, которую наши физические руки, из плоти и крови, не в силах схватить и удержать?..»
Гофман сидит в своем кресле с закрытыми глазами, и кажется, что он спит...
— «... Скажите ей, — звучит голос Гиппеля, — что небесный образ ее доброты, ее ангельской и женской грации, ее детской чистоты, сиявший моим взорам в адской тьме этого злосчастного времени, скажите ей, что ее образ не покинет меня до самого последнего моего дыхания и что тогда, тогда, наконец, моя освобожденная душа узрит в его подлинной природе существо, которое было ее желанием, ее надеждой и ее утешением!»
Юлия Марк
Осенний вечер. Тихий, ясный и очень холодный. Вечерняя заря похожа на радугу. Деревья черными сквозными силуэтами, словно написанные китайской тушью, стоят по краям дороги. Уже посвечивают первые огни в окнах домов отдаленной деревни.
Гофман идет по дороге. В руках его тяжелая трость, идет он медленно, и по тому, как он иногда останавливается и подолгу смотрит себе под ноги, можно понять, что он никуда не торопится...
Деревня... Аккуратные домики, чистые тротуары, вымытый булыжник мостовой.
Церковь, из которой доносятся звуки органа и нестройный хор — видимо, из прихожан. Улицы пусты...
Гофман снова останавливается, презрительная гримаса искажает его лицо. Пение из кирхи несется из-за закрытых дверей.
... Изрытое поле, расщипленные и дымящиеся деревья, разбитые пушки, взорванные остатки селения. И трупы. Бесконечное количество трупов, на которые равнодушно светит белое солнце. Пруссаки, французы, русские... Огромное поле. Убитые, искалеченные люди. Раненая лошадь бьется в оборванной упряжи...
Хозяин деревенской гостиницы со свечой в руке провожает Гофмана в его комнату.
— И, пожалуйста, пуншу. Три порции. И затопите камин...
— Сию минуту! Можете быть совершенно...
— А вы воевали с Наполеоном?
Хозяин от неожиданности останавливается:
— Вы, наверное, заметили, что я хромаю?
— А ром у вас хороший? — спрашивает вдруг Гофман.
... По мосту, объятому пламенем, движется всадник. Лошадь осторожна, она прядет ушами и косит глазом. Пена падает на дымящиеся перила. У всадника ужасный взгляд тирана.
— Voyons, — рычит он львиным голосом адъютанту.
Это Дрезден. Наполеон накануне проигрыша Битвы Народов...
Гофман, сгорбившись, сидит у камина и смотрит в огонь. Время от времени он берет стакан, чтобы отхлебнуть горячего напитка. Потом, прихрамывая и опираясь на трость, он подходит к окну и распахивает ставни. Звездное холодное небо опрокинулось над землей. Тишина.
Гофман снова закрывает окно и, сняв пальто, ложится на кровать.
На комоде, рядом с кувшином и тазом, его portpapier, миниатюра с изображением фрейлейн Юлии, коробочка с лекарствами и стакан воды.
Пламя свечи дрожит, и воск проливается на подушку, на которой спит Гофман. У него изможденное лицо несчастного или очень больного человека.
Напротив кровати — полуоткрытый зеркальный шкаф. Тихо.

<<<назад | далее>>>